— Я не заставлю тебя пойти со мной в постель, даже если ты будешь меня умолять об этом, — пошутил он.
— Теперь ты надо мной смеешься.
— Нет, я бы никогда не стал так делать. Я воспринимаю тебя и все, связанное с тобой, очень, очень серьезно.
— Сейчас ты говоришь несерьезно.
— Я уверяю тебя, что я чертовски серьезен. Давай попробуй заставить меня заняться с тобой любовью. Попробуй. Даже если ты снимешь с себя всю одежду, я оттолкну тебя, словно огонь. — Однако в голосе его была нотка веселья. — С этого момента мы словно герои из старых книг. Ты можешь поцеловать меня, но это все.
— Не думаю, что горю желанием это сделать.
— Отлично, мой план сработал.
Вину нужно было идти домой, так что я проводила его до двери. Я попыталась было поцеловать его, но он отпрянул и протянул мне руку.
— Отныне только в руку.
— Ты начинаешь меня злить.
Я поцеловала его в ладонь, и он поцеловал мою, затем притянул меня так близко, что прошептал мне прямо в ухо:
— Ты ведь знаешь, как мы могли бы решить эту проблему? Мы могли бы пожениться.
— Не говори так! Ты говоришь глупости, и я не уверена, что ты думаешь то, что говоришь. Кроме того, я никогда за тебя не выйду. Мне шестнадцать лет, а ты развращенный человек и постоянно говоришь ерунду!
— Верно, — согласился он, поцеловал меня в губы, и я закрыла за ним дверь.
Я договорилась, что Имоджин останется с бабулей, пока мы все будем на свадьбе.
Вин зашел к нам домой, так что мы смогли поехать на поезде все вместе. Я спросила его, не возражает ли он против встречи с моей бабушкой. Даже если в тот момент я и была без ума от любви к Вину, мне было неловко приводить к ней людей. Ее поведение было очень непредсказуемым, если не сказать больше, и хотя моя семья привыкла к ее внешности, ее вид (прикована к постели, почти полностью лысая, глаза в красных точках, изжелта-зеленая кожа, запах гнили) мог испугать тех, кто ее не знал. Я не стыдилась ее, но мне хотелось ее защитить. Я не хотела, чтобы ее видели незнакомцы. Я предупредила Вина о том, чего следует ожидать, перед тем, как мы вошли.
Я постучала в дверь.
— Входи, Аня, — прошептала Имоджин. — Она велела мне разбудить ее перед тем, как ты уедешь. Проснитесь, Галина. Это Анни.
Бабушка проснулась. Она прокашлялась, и Имоджин вставила ей соломинку в губы. Я посмотрела на Вина — не испытывает ли он отвращения к бедной бабуле, — но его глаза ничего не выдали. Они, как обычно, были добрыми и слегка сосредоточенными.
— Привет, бабушка. Мы уезжаем на свадьбу.
Бабушка кивнула.
— Это мой друг, Вин. Ты говорила, что хочешь познакомиться с ним.
— Ах да. — Бабуля осмотрела его с ног до головы. — Я одобряю твой выбор, — сказала она наконец. — В смысле внешности. И надеюсь, что в тебе есть больше, чем просто симпатичное личико. Она, — бабуля кивнула в мою сторону, — хорошая девочка, и заслуживает большего.
— Я согласен с вами и рад познакомиться, — сказал Вин.
— Ты собираешься надеть это на свадьбу? — спросила меня бабушка.
Я кивнула. На мне был темно-серый костюм, который когда-то принадлежал моей матери. Вин принес мне белую орхидею, и я приколола ее к лацкану.
— Немного сурово, но покрой выгодно показывает твою фигуру. Выглядишь очень мило, Аннушка. Мне нравится цветок.
— Его подарил Вин.
— Хмм, — сказала она. — Омг, у юноши есть вкус. — Она обратила взор на Вина: — Ты знаешь, что значит «омг», молодой человек?
Вин покачал головой. Бабуля посмотрела на меня:
— А ты?
Это слово входило в лексикон Скарлет.
— Потрясающе или что-то вроде, — ответила я. — Всегда хотела спросить тебя об этом.
— «О боже мой», — сказала бабуля. — Когда я была молода, жизнь шла так быстро, что нам приходилось сокращать слова, чтобы не отставать.
— Омг, — сказал Вин.
— Ты можешь поверить, что когда-то я выглядела, как Аня?
— Да, могу. Я вижу это.
— Она была красивее меня, — сказала я.
Бабуля велела ему подойти поближе, Вин повиновался. Она что-то прошептала ему в ухо, и он кивнул.
— Да, конечно, — сказал он.
— Повеселись на свадьбе, Аннушка. Потанцуй со своим симпатичным парнем ради меня и передай всем мои наилучшие пожелания.
Я наклонилась, чтобы поцеловать ее в щеку. Она схватила меня за руку и произнесла:
— Ты всегда была чудесной внучкой и гордостью своих родителей. Бог видит все, моя дорогая, даже — и, может быть, особенно — если весь мир этого не замечает. Я хотела бы быть тебе большей опорой. Всегда помни, что ты бесконечно сильна, и твоя сила — твое право по рождению, твое главное наследство. Ты пони маешь? Я должна знать, что ты поняла меня!
Ее глаза были полны слез, так что я сказала ей, что все понимаю, хотя на самом деле я ничего не поняла. Ее речь была отрывистой и бессвязной, так что я решила, что начинается один из ее плохих дней. Не хотелось, чтобы она ударила меня на глазах Вина и Имоджин.
— Я люблю тебя, бабуля, — сказала я.
— Я тоже тебя люблю, — сказала она и начала кашлять.
Кашель казался более сильным, чем обычно, словно у нее начался приступ удушья.
— Идите! — смогла выкрикнуть она.
Имоджин начала массировать ей грудную клетку, и кашель немного уменьшился.
Я спросила Имоджин, не нужна ли ей моя помощь.
— Все в порядке, Аня. После простуды у нее начались проблемы с легкими. Это обычное дело для того состояния, в котором находится твоя бабушка, — ответила она, продолжая массировать бабулину грудь.
— Пошли вон отсюда! — выкрикнула бабуля между приступами кашля.
Я схватила Вина за руку, и мы вышли.
— Мне очень жаль, порой она начинает путаться, — прошептала я.
Вин сказал, что все понимает и что не надо извиняться:
— Она очень стара.
— Сложно представить себе, что кто-то может дожить до таких лет, — согласилась я.
Вин спросил, когда она родилась, и я ответила, что в 1995 году, так что весной ей исполнится 88 лет.
— До начала нового века. Не так много осталось таких людей, — сказал Вин.
Я подумала, что когда-то бабушка была маленькой девочкой, девушкой, молодой женщиной. Мне хотелось бы знать, какую одежду она носила, какие книги читала, какие парни ей нравились. Сомневаюсь, что она когда-либо думала, что переживет своего единственного родного сына и превратится в старую женщину в постели — нелепую, бессильную, с помраченным сознанием.
— Не хочу быть настолько старой, — сказала я.
— Да, — согласился Вин. — Давай навсегда останемся молодыми — молодыми, красивыми и глупыми. Похоже на план, верно?
Свадьба была тщательно продумана, чего и стоило ожидать от моей семьи. Золотистые льняные скатерти, оркестр, и кто-то даже смог получить (читай: незаконно купить) больше цветов и талонов на мясо. Платье невесты было излишне широко в талии, но фата была затейливо вышита и даже выглядела новой. Невесту звали София Биттер, и я ничего не знала о ней. Она была примечательна исключительно своей невзрачностью. У нее были мягкие каштановые волосы, длинное лошадиное лицо, и, похоже, она была ненамного старше меня. Слова «клянусь» были произнесены с акцентом. Ее мать и сестры проплакали всю церемонию.
Нетти сидела за детским столом в окружении наших двоюродных и троюродных сестер и братьев. Лео посадили с его коллегами по Бассейну, их женами и девушками. А мы с Вином сидели за неопределенным столом, который не был ни семейным, ни детским — просто собрали людей, которые не подходили ни под какую категорию.
Вин пошел за напитками, а так как мои туфли тоже были мамиными (это значит — на полтора размера меньше моего дурацкого сорокового), я решила остаться за столом. Какой-то мужчина, сидевший напротив, помахал мне рукой, и я помахала в ответ, хотя и не знала, кто это. На вид ему было около двадцати, и у него были азиатские черты лица; возможно, член какой-то другой шоколадной семьи.
Он встал, обошел стол и подсел ко мне. Он был очень красив, с длинными черными волосами, которые падали на глаза, и говорил по-английски с легким британским акцентом, хотя и не был англичанином.
